Юлия Зубкова
Врач-психиатр, психоаналитически ориентированный терапевт. Практикует индивидуальную и парную психотерапию. Работает с проблемами в парах, хроническими психическими расстройствами, расстройствами пищевого поведения (булимия, анорексия). Оказывает психологическую поддержку онкобольным и их родственникам.
Все пары рано или поздно переживают кризис отношений. Партнеры друг друга не слышат и не хотят идти на компромисс. Кто-то справляется с этим самостоятельно, другие предпочитают разрывать отношения. Что делать, если союз зашел в тупик, а люди, которые стремились к совместному будущему – превратились в источник стресса? Может помочь парная терапия.
«100 лучших экспертов»: Юлия, Вы получили медицинское образование, учились на терапевта и кардиолога, но уже больше десяти лет занимаетесь психотерапией. Почему Вы перешли от тела к душе?
Юлия Зубкова: Когда я поступала в медицинский институт, у меня была альтруистическая идея облегчить людям страдания, но через определенное время поняла, что за их физическими проблемами часто стояли внутренние психические конфликты. Например, кардиологические заболевания чаще проявляются на фоне неврозов, а взрослые люди, страдающие инфантилизмом, хуже переносят реабилитационный период. Клинические наблюдения помогли мне понять, что соматически болезни во многом определяются нашим ментальным функционированием, поэтому углубилась в тему психосоматики.
Одним из направлений Вашей деятельности является парная (семейная) терапия. С какими проблемами к Вам обращаются?
Ю.З.: Довольно часто в парах отсутствует способность или умение договариваться. При этом коммуникация может быть на хорошем уровне: люди утром вместе завтракают, вечером ходят в театр, вместе проводят время в отпуске, но, если у кого-то из них есть недоговоренность, которую он не хочет обсуждать со своим партнером, то это становится проблемой. Причиной может быть что угодно: иной взгляд на совместное будущее, деньги, параллельные связи, зависимости и так далее. Вообще, отношения в паре бывают трех видов. Самый высокий уровень – это отношения интимности, полнейшей доверенности. К сожалению, это бывает крайне редко. Второй уровень отношений – отношения взаимной договоренности, когда условия обсуждаются вслух, и партнеры их соблюдают. Как сейчас говорят в молодежной среде: «Давай договоримся на берегу». Если меняются условия, то возможно и изменение договоренностей. Третий, самый низкий уровень взаимоотношений, когда партнеры в ментальном смысле вообще не подпускают к себе друг друга, у них просто определенных набор точек соприкосновения: по выходным – кино и секс, а дальше у каждого своя жизнь – работа, друзья, спортзал. Такие отношения я бы парными не назвала.
Какова вероятность, что проблемы пары будут разрешены, если они занимаются терапией совместно?
Ю.З.: Занятия парной терапией не являются гарантией того, что люди останутся в паре. В терапии происходит научение способности договариваться и обсуждать между собой темы, которые являются закрытыми для обоих членов этой пары. Результат же зависит только от способностей «учеников» и их желания применять пройденный материал на практике. У психологов есть старая шутка про семейную терапию: «Около каждого кабинета есть тормозной след, оставленный мужем, которого затащили на терапию».
Чаще всего инициаторами обращений к специалисту являются женщины. Что делать, если партнер не хочет идти?
Ю.З.: Безусловно, в 70% случаев инициаторами парной терапии являются женщины. Вероятно, это связано с тем, что мужчины не хотят выглядеть слабыми, так как терапия поднимает внутренние психические аспекты ситуации, которая происходит в паре. В нашем обществе они традиционно должны быть сильными и брутальными, поэтому отказываются от помощи психотерапевта. Но, по моему опыту, если партнер заинтересован в сохранении партнерства, то он пойдет в терапию, даже по рекомендации супруги.
А если не пойдет?
Ю.З.: Если в индивидуальную терапию идет только один из пары, то, как правило, через два-три года она распадается, потому что у одного партнера происходят психодинамические изменения, а у другого – нет.
Расскажите об особенностях проведения терапии в парах. Всегда ли на сеансе присутствуют двое?
Ю.З.: В парной терапии разные подходы. Например, сначала происходит встреча терапевта с одним партнером, потом с другим, и наконец-то их совместная встреча. Я предпочитаю встречаться и с мужчиной, и с женщиной сразу. Когда встречи происходят по очереди, то у каждого партнера возникают ожидания, что терапевт может стать на его сторону и образовать с ним ментальную пару, то есть стать его поддерживающей фигурой. Такие фантазии вызывают ревность и мешают дальнейшей терапии. Кстати, на сеансах парной терапии необязательно физическое присутствие партнеров. Я практикую и онлайн-сессии, когда и тот, и другой находятся в разных местах, но проблемы прорабатываются совместно, здесь и сейчас.
Не все браки нужно сохранять любой ценой. Основная задача человека – это его собственное психическое благополучие.
Юлия, перечислите проблемы, с которыми к Вам обращаются пары.
Ю.З.: Если говорить в общем смысле, то речь идет о распределении ролей. Изначально партнеры могут подписываться на такие роли добровольно, но потом это переходит в проблемное поле. Например, в начале отношений мужу может нравиться, что все решения за него принимает супруга, а потом он внезапно оказывается подкаблучником, чье мнение вообще никто не спрашивает. Или девушка может гордиться строгостью своего партнера, а через несколько лет выяснится, что встречаться с подругами ей тоже нельзя. Наиболее частая проблема – это ревность. Она не обязательно может распространяться на любовные связи с другими партнерами – ревновать можно к успеху, к профессии, к тому, сколько у человека друзей. Ревность всегда усиливает недопонимание и вызывает в паре разногласия во взглядах на будущее: на совместные проекты, на детей (их количество и вектор образования), финансовые вопросы – как тратить и на что откладывать. Сейчас в России наступает эра, когда женщины понимают, что отношение мужчины к ней во многом определяется его финансовыми инвестициями в их партнерство. Конечно, бюджеты в парах строятся по-разному. Условно, если вы с супругом договариваетесь, что вносите в семейный бюджет по 70% дохода, а 30% оставляет себе, то это хороший вариант. Но есть мужчины, размер заработной платы которых известен только им, и супруге он денег не дает совсем. У них уже могут быть взрослые дети. При этом глава семьи имеет собственные деньги, покупает свои продукты и хранит их в определенной части холодильника, а его жена может рассчитывать только на личные заработки и на то, что ей принесут дети. На мой взгляд, это не пара, а совместное коммунальное проживание. Зачастую мужчины ведут себя таким образом, копируя поведение отца. В нашей стране вообще долгое время считалось, что женщина должна быть рада и счастлива, что ее взяли замуж в принципе, а как в финансовом смысле к ней относится партнер – это второй вопрос. Но современные реалии показывают, что сознание российских женщин становится более зрелым, и это очень важный фактор.
НЕДЕТСКИЕ СЕКРЕТЫ
На протяжении всей жизни мы играем роли «ребенокродитель-взрослый». Какая связка в парах наиболее подвержена кризисам?
Ю.З.: Конечно, «родитель-ребенок». Довольно часто один из партнеров инфантильный, а другой – более зрелый, причем в разных ситуациях они могут меняться ролями. Например, на работе мужчина – строгий начальник и авторитет, там он играет роль взрослого, но, вернувшись домой, становится беспомощным ребенком, вокруг которого вертится жена- «родитель»: ужин, домашние тапочки, вечерние витамины. В финансовых отношениях бывает все наоборот – если муж требует ежедневного отчета о тратах супруги-домохозяйки, то он переходит в позицию родителя, а женщина при этом опускается до уровня ребенка, которого сам же и взрастил, когда позволил не работать и сделал зависимой от своих доходов. Зрелость отношений (я сейчас говорю именно про отношения, а не про стаж семейной жизни) определяется степенью ответственности за свои поступки.
Говорят, все проблемы из детства. Какие наиболее частые травмы или сценарии приводят к тому, что взрослые люди вынуждены обращаться к психологу?
Ю.З.: Как ни парадоксально, но наиболее частой проблемой является любовь матери к ребенку. Недолюбить или перелюбить – одинаково чревато последствиями во взрослой жизни.
Есть еще один вид материнской любви – безусловная любовь к ребенку, то есть принятие его таким, какой он есть. Если у матери безусловная любовь не сформирована или она в дефиците, это плохой знак. Например, сын – лучший ученик в классе или неоднократный победитель в престижном конкурсе. Конечно, мама радуется дипломам и грамотам, но если ее радуют только внешние достижения, то она попадает в ловушку материнского нарциссизма. Когда оценочная любовь матери становится единственным движущим мотивом для ребенка и его восприятия себя как личности, во взрослой паре у него будет похожее поведение и представление о семье. Значимость будут иметь условные грамоты и победы – собственные или партнера, а не сам человек. Неуспешен – значит, плохой, и это убивает истинную любовь. Если еще говорить о травмирующих детских моментах, то это может быть агрессия или насилие. Мы вышли из общества, когда физическое наказание в семьях было широко распространено и считалось нормой. Ребенок, которого наказывали слишком агрессивно, во взрослом возрасте может демонстрировать аналогичное поведение к членам своей семьи: либо он станет агрессором сам, либо найдет себе партнера, в отношениях с которым будет продолжать оставаться жертвой. Это применимо как к мужчинам, так и к женщинам.
Стоит ли бояться того, что в парной терапии придется раскрыть шкаф со своими скелетами? Ю.З.: Конечно, нет. Если один из партнеров захочет поделиться своей историей в терапевтическом пространстве, то это его право, но я – терапевт, а не следователь, поэтому допрос учинять не буду. Более того, когда люди только входят в процесс терапии, внезапное раскрытие тайн может пагубно повлиять на процесс, так как доверие внутри пары еще не сформировано. Если же человек намеренно вываливает на партнера все свои секреты, то, возможно, он и не хочет, чтобы терапия состоялась, а значит, не нацелен на сохранение пары.
ПРО НАСИЛИЕ И ЗАВИСИМОСТИ
Может ли психотерапевт помочь в случаях, когда в семье присутствует насилие? Или тиран просто откажется обращаться за помощью, так как не считает себя неправым?
Ю.З.: Насилие в парах проявляют как мужчины, так и женщины. Любая психотерапия индивидуальна, но в случае с насилием это очень сложный и длительный процесс (например, со злостными преступниками специалисты судебной психиатрии могут работать годами). Человек может осознать, почему он так поступает, но не факт, что поменяется. Дело в том, что такие люди в парах отыгрывают садомазохистическую конструкцию, которую усвоили с детства – либо ты насильник, либо жертва. К сожалению (или к счастью), не все браки нужно сохранять любой ценой. Все-таки основная задача человека – это его собственное психическое благополучие.
Может ли психотерапевт помочь парам, в которых есть зависимости (алкоголь, наркотики, игромания)?
Ю.З.: Да, такое бывает, но, как правило, если один из партнеров страдает зависимостью и при этом идет на парную терапию, то добровольно соглашается на воздержание в течение какого-то времени. Это не значит, что у него не будет срывов, потому что зависимости лечатся очень сложно, и одномоментно отказаться от них невозможно, но если человек все-таки пришел, значит, у него есть намерение встать на путь истинный.
Совместная терапия учит договариваться и обсуждать между собой темы, которые являются закрытыми для обоих членов пары.
О ХОРОШЕМ И НЕ ТОЛЬКО
Юлия, что считается хорошим результатом в терапии пар?
Ю.З.: Хороший результат – это партнерство, когда пара является психически плодотворной и способной на совместные проекты. Самый природный проект – это рождение детей и их воспитание, в которое вкладываются оба партнера. Если говорить именно о парной терапии, то хорошим результатом будет обучение новым стратегиям коммуникации, а также умение слышать и понимать друг друга. Например, если через год-полтора пара говорит терапевту: «Мы с супругой/супругом решили переехать в другой город и начать все сначала», – это хороший показатель того, что у них общие планы, проекты и процессы. Значит, терапия была эффективной. И, разумеется, переезд я привела только в качестве примера (смеется). Совсем не обязательно менять место жительства, достаточно начать думать и действовать в одном направлении.
Всегда ли Вам удается реализовать запрос на примирение?
Ю.З.: Запрос на примирение – это вопрос больше к медиатору, чем к психотерапевту. Медиатор учит пару находить компромиссы в конфликтных ситуациях. Но не все конфликты, даже очень серьезные, вызывают психодинамические изменения у партнеров. В парной психотерапии есть такое понятие как хронически несчастливые браки – когда людям плохо и вместе, и по отдельности. Такие пары ни физически, ни психически не могут находиться в договороспособном процессе. В подобных случаях парная терапия может длиться очень долго, и ее результат непредсказуем, но практика показывает, что чаще всего именно развод становится наиболее гуманным решением для обоих.
Раньше нам внушали: «Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе», «Сам погибай, а товарища выручай». Сейчас мир стал эгоцентричным – нас все больше учат отстаиванию личных границ. Как найти эту тонкую грань, которая позволит учитывать желания партнера и при этом не прогибаться самому?
Ю.З.: Действительно, сейчас мы переходим в парадигму отношений, где большее значение имеет индивидуальность. В парной терапии очень важен такой постулат: «У каждого есть потребность в автономии и потребность в зависимости». Если человек осознает, что обе эти потребности он может удовлетворить в парных отношениях, то это и есть показатель его здоровой личности. У каждого из нас есть свои нужды и потребности. Нужды – то, без чего вы не можете обойтись, а потребности – ваши хотелки. В парной терапии очень важно говорить об этом открыто, уметь обсуждать и приходить к пониманию, комфортно ли вам с этим партнером. Хотите ли вы ним оставаться дальше? Можете ли вы договориться о том, чтобы ваши нужды были закрыты, а потребности были учтены? Только помните, что процесс должен быть обоюдным, и парная терапия учит этому.
АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПАРЫ
Насколько распространена парная терапия, в которой пара — не романтические партнеры, а, например, мать и взрослый ребенок, родственники, поссорившиеся друзья или владельцы бизнеса в конфликте?
Ю.З.: По моему личному опыту, с рабочими вопросами бизнесмены чаще обращаются к коучам, чем к психотерапевтам, но в моей практике были два клиента, имеющие общий бизнес. Следуя этике психотерапевтов, мне следовало от казаться от одного из них, чтобы быть беспристрастной, но они ходили ко мне в индивидуальную терапию, и о том, что у них общий бизнес, я узнала много позже. В действительности психоаналитическая терапия, которую я практикую много лет, предусматривает и формат, когда приходит пара родитель-ребенок. Бывает, что за помощью обращаются даже целые семьи: папа, мама и двое детей. Тогда задача психотерапевта – выделить идентифицированного пациента, то есть того члена семьи, который не справляется со своими проблемами, и направить фокус внимания на него. Для такого человека проводится индивидуальная сессия, а с семейной группой мы занимаемся дополнительно. Достаточно часто приходят мамы с дочерьми подростками по поводу расстройства пищевого поведения. Мать озабочена тем, что дочь сваливается в анорексию, и обращается за помощью. Я думаю, если девушка не достигла 18 лет, то проходить терапию им нужно вместе, потому что расстройство пищевого поведения на уровне психотерапии чаще всего связано с отношениями с близкими и родными.
Какие пары к Вам чаще приходят на прием: зарегистрированные в официальных отношениях, живущие в гражданском браке, нетрадиционные?
Ю.З.: Большинство моих клиентов находятся в законных браках, но количество обращений от незарегистрированных пар, в том числе нетрадиционных, возросло. В однополых парах проблем даже больше, чем в гетеросексуальных семьях. Например, в гомосексуальных парах мужчины чаще изменяют своим партнерам, используют физический абьюз и насилие, а в женских – меньше измен, но больше ревности.
ОСОБЕННОСТИ МЕТОДИК
Какие методики Вы используете при работе с парами?
Ю.З.: В зависимости от ситуации я выбираю когнитивноповеденческую или психоаналитическую терапию. В чем их отличие? Когда мы употребляем слово поведенческая, то занимаемся обучением тому, как изменить свое поведение, но не меняем установки человека на глубинном уровне. Психоаналитическая терапия отличается тем, что партнер должен выслушать другого, дать ему пространство, предоставить возможность немного поассоциировать. Ассоциации в терапевтическом процессе помогают погружаться в более глубокие слои психики, и прямо на сеансе человек может понять, почему он так себя ведет. Для каждой пары формат подбирается индивидуально, так как это зависит от способностей партнеров к свободным ассоциациям и рефлексии. Эти два процесса способствуют расширению психического пространства в отношениях между мужчиной и женщиной за счет взаимодействия партнеров на более высоком уровне коммуникаций.
Как отличить крупную ссору от ситуации, когда необходима помощь психотерапевта? Есть ли какие-то маркеры?
Ю.З.: Главный маркер – это, прежде всего, желание (или нежелание) пары договариваться между собой. Каждая ссора является следствием какой-то системной проблемы. Если в процессе терапии можно эту проблему обнаружить и понять, как оба члена пары могут ее решить, то это уже хороший результат терапии. Партнеры могут идти к решению проблемы с разной скоростью, но общая цель должна быть всегда. Если же один из них вообще не хочет ничего решать, а просто желает подчинить себе другого, то это путь в никуда.
МИССИЯ И ЦЕННОСТИ
Что для Вас самое важное и ценное в работе?
Ю.З.: Помимо своей частной практики, я работаю психиатром в онкологическом центре. Ко мне часто обращаются пары, в которых у одного из партнеров обнаружено онкозаболевание. Конечно, это огромный стресс – все этапы прохождения лечения вызывают тяжелые чувства у обоих. Бывает, что здоровый партнер отворачивается и демонстрирует, что у него совершенно другая жизнь, другие интересы, и он уже готов строить отношения с другим человеком. Но чаще всего здоровые партнеры погружаются в чувство вины и долга перед супругом, который заболел. Операция и химиотерапия, помимо физических, приносят еще и психические страдания. И тут очень важно, чтобы у обоих произошло принятие и сохранение связи. В работе с такими парами я вижу свою миссию. Юлия, на Вашей страничке в соцсети много интересной, полезной информации.
Могут ли психологические советы помочь людям, которые по каким-то причинам не обращаются за помощью к специалисту?
Ю.З.: Зачастую человек живет в штамповом поведении. С детства родители говорят ему, что вот так делать правильно, а так неправильно. Или видит, что его друзья живут одним образом, а он как-то иначе, отличается от них. Это говорит о том, что у этого человека негибкие поведенческие стили. Когда информация на тему психологии и отношений попадает в болевую точку людей, то запускает процесс рефлексии, раздумывания над конкретной ситуацией и, возможно, работы над отношениями в партнерстве. Это называется внутренняя наблюдающая часть эго – чем лучше она развита, тем более гибкими поведенческими стилями владеет человек.
Дайте, пожалуйста, совет парам, чтобы им как можно дольше не пришлось обращаться за совместной терапией.
Ю.З.: Научитесь проговаривать свои недовольство и пожелания вслух. И главное – создайте внутри пары безопасное пространство.
Добавить комментарий